же Егор Кульмич так сладострастно курировал Узбекистан и его партийное руководство.
— Ну да, докурировался до самоубийства Рашидова.
— Чтоб не вынес сор из избы.
— А разве расследования мало?
— Солнце, ты отвлеклась. Про принцип выкачивания денег я понял. Остался один вопрос, который меня мучает с самого начала: почему «Асбест» отвечает прям перед Совмином? Разве он не республиканского подчинения.
— Ты б еще сказал, местного. Это тебе не ваша кооперация, чтоб ей в исполком за каждой бумажкой бегать. «Асбест» связан нитями союзной кооперации с четырьмя республиками, у него и поставщики и заказчики разбросаны по всему Союзу. Так что и статус у нашего гиганта как у любого другого крупного угольного производства, хоть у Донбасса. Кстати, именно в Кривом роге «Асбест» закупает оборудование для бурения и добычи угля.
— Странно, а я только что прочел, что проходческий щит они закупают в Ленинакане. Это тогда что?
— Вот это кооперация. Хотя странно, что именно там закупают, погоди, отмотай на этот кадр. Знаешь, я не вчитывалась в то, что снимала, спешила, пока Вика прихорошится. Документов много, а она макияж поправляет как солдатка — за минуту.
— Ох, как же мы ее не любим.
— Неважно, — солнышко вгляделась с строки договора о поставке. — Действительно, из Армении везут. На кой он тут нужен, когда у нас уже закуплен один, да еще и есть долгосрочный договор на поставку всего необходимого именно с Украины.
— Перепродать?
— Кому?
— Да, кому? — я заходил по комнате, вернее, по узкой тропке между кроватью и шкафом. После того, как мы разложили софу раз и навсегда, чтоб обозначить ей полуторную кровать совместного использования, места в Олиной комнате осталось с гулькин нос. А я любил как говорится, думать ногами. Странная привычка эта и сейчас согнала меня от диапроектора и заставила кружить по тропке, постоянно сбиваясь.
В итоге, привела прямиком в шкаф, который я сотряс ударом лба. Что-то посыпалось, помимо искр из глаз. Зато в голове неожиданно прояснилось.
— Можно сказать, эврика, — я потер ушибленный лоб и тут же вернулся к проектору. Перемотал назад, потом вспомнил, что документ был снят еще когда. Но из коробки доставать не стал. — Помнишь, ты говорила, «Асбест» приобрел права на продажу за рубеж всего, что сможет продать. Ты тогда удивлялась еще, мол, куда продавать, если в Европе одна Польша задавит всех антрацитом и коксом.
— И что?
— Думаю, они продают оборудование. Это же бешеные деньги, если за валюту, потом перевести в рубли по курсу Внешэкономбанка, а на вырученные деньги купить еще что-то и снова вывезти. Здесь ведь цены устанавливаются копеечные, сама говорила, а частью вообще дают бесплатно, ну в счет будущих поставок продукции.
— Спекуляция… — пробормотала Оля.
— Именно, солнышко. Высшей пробы и на высшем же уровне. Это тебе не уголь бодяжить, это сотни миллионов выручки.
— Нет, просто так он продавать не будет. Я имею в виду Ковальчука. Нужно какое-то прикрытие.
— Так если есть разрешение о продаже за рубеж…
— Я его знаю. Все равно нужно прикрыться, отписки тут не помогут, а взять за жабры за разбазаривание, может, даже секретных разработок советской промышленности…
— Да где у нас тут секреты…
— Они у нас тут везде. Так что схема должна быть посложнее, чем просто купил-продал.
— В любом случае, афера номер три.
— Это да. Но пока нам надо разобраться с первыми двумя как следует. Надеюсь, у нас получится. Если не будем сбиваться и путаться. Хотя конечно, документы все одно я буду фотографировать в беспорядке. А уж потом… надо хоть каталог ввести.
— Знаешь, солнце, мы и так здорово рискуем, особенно ты, когда вот так запросто вытаскиваешь всю подноготную «Асбеста» на свет божий. Давай сперва разберемся с тем, что имеем, а потом уже…
— Нет уже погоди, я разошлась. Нам надо как можно быстрее рассортировать и упорядочить то, что у нас уже есть, чтоб не одно и тоже не снимать.
— Солнце, ты куда ее потом хочешь отправить? В прокуратуру, пусть даже и генеральную? В КГБ? Или лично Михал Сергеичу?
— Не знаю, там видно будет.
— Где? В СИЗО? Да нет, все проще. Как только мы вылезем с такой документацией, нас даже посадить не успеют.
— Ой, не будь таким пессимистом. Времена меняются, а за ними надо поспевать. И Ковальчук, рано или поздно, проколется. Не знаю, что он замышляет в ближайшее время, но что-то да. Нам надо быть готовым ко всему.
— Да, и к сушке сухарей тоже.
— Прекрати, — она поцеловала меня в щеку, но как-то не всерьез. — не будем нагнетать. Как в первых двух делах разберемся, может, сами поймем, куда проще будет Ковальчука сдать и кому. И судьба ему будет выкрутиться или не судьба.
— Скорее… — начал и не закончил, тут же замолчав. Солнышко ликовала, нет, нельзя было ее и вовлекать в это дело, но сейчас тем более, останавливать. Пусть себе снимает, пусть радуется. Эту обувную коробку, скорее всего, никто так и не увидит. Может, и к лучшему. А может… солнышко все же права, времена меняются очень быстро. Я покосился на шкаф. Кто знает, что будет дальше — и с ней, и с нами.
Глава 21
Оля, конечно, на достигнутом не остановилась. Напротив, открытие того, насколько могут быть масштабны проекты Ковальчука по отъему средств из всевозможных министерств и ведомств и дележка их с сильными мира сего, постегивало на куда более рискованные операции. Следующими днями она выжидала, но потом решилась на отчаянную вылазку в секретариат и не зря, наснимала четыре пленки — правда, одна оказалась бракованной, пришлось применить немало усилий, чтоб хотя бы разобрать, что вообще может содержаться в снятых документах. Оказалось, обычная переписка с мужем Виктории. Верхние горизонты ощутимо слабели, Игорь, так звали мужа, сообщал, что переносит основную добычу ниже семисот метров, просил разрешения сверху на повышение стоимости угля и чего-то еще из оборудования у Госснаба. На все Ковальчук отвечал отрицательно. Я никак не мог найти дат переписки, и так понятно, что не слишком свежая, видимо, еще до начала работ на тринадцатой, несчастливой шахте, которой предстояло стать козлом отпущения для всех остальных, которые видимо, строиться так и не станут.
Судя по всему, муж получил указание больше бодяжить добываемый уголь, чтоб не повышать себестоимость. Я как-то поежился: эту зиму у нас топили скверно, в морозы мы сидели в свитерах и кофтах, Оля до конца марта старательно прижималась не ко мне больше, а к батарее. То ли будет в наступающей, когда завезут угли в котельные качеством еще ниже. В конце концов, Ковальчук ведь не просто страну грабит, он своих собственных сотрудников оставляет без тепла. Не сомневаюсь, что
